Реакция правительств многих стран мира на коронавирусный кризис оказалась более состоятельной, чем их действия во время «Великой рецессии» 2008−2009 годов, причем особенно эффективными оказались меры, принятые властями стран с развивающимися экономиками, отмечают крупнейшие современные специалисты по истории глобальных финансов Адам Туз и Барри Эйхенгрин, принявшие участие в недавнем Гайдаровском форуме, который проходил в онлайн-формате. По их мнению, пандемия не отменила глобализацию, но ускорила выход мировой экономики из рамок Вашингтонского консенсуса, хотя определенный сценарий развития после острой фазы кризиса по-прежнему не просматривается — пока победа над коронавирусом не одержана, непонятно, удастся ли государствам обеспечить новые стимулы для возобновления экономического роста.
Спустя год после начала пандемии коронавируса главный связанный с ней вопрос по-прежнему остается повисшим в воздухе, считает Адам Туз, профессор истории Колумбийского университета, автор фундаментальных исследований об экономике Третьего рейха и глобальном кризисе 2008 года. Еще с 1980-х годов, напоминает он, эпидемиологи и специалисты в области здравоохранения предупреждали ровно о том сценарии, который развернулся в 2020 году — почему же за три-четыре десятилетия к ним никто не прислушался? Действительно ли мир заслужил такую катастрофу?
По всей видимости, отвечает Туз, в списке приоритетов правительств здравоохранение стояло настолько низко, что все считали, что есть более важные вопросы. Однако, добавляет он, когда государства, увидев реальные риски распространения вируса, всерьез занялись вопросами борьбы с ним, решения стали появляться гораздо быстрее:
«Это сейчас понятно, что еще в прошлом феврале надо было закрывать международные авиаперелеты, но тогда такое решение было вовсе не очевидным. Коронавирус застал нас врасплох, но затем во многом подстегнул развитие здравоохранения в целом, и теперь в этой сфере у нас есть новые возможности. Многие страны изначально плохо справлялись с реагированием, и еще предстоит большая работа по разработке и доступности вакцин. Однако общий прогресс обеспечивает целенаправленная самоотверженная работа специалистов, которые в последние пару лет не покладая рук работали над развитием медицины. За последние двадцать лет были созданы коалиции могущественных неправительственных организаций, частно-государственные партнерства, которые занимались процессами подготовки к разработке вакцин в целом. Так что отдельные системы оказались очень хорошо готовы к изменениям — например, вакцины с такой скоростью не разрабатывали никогда. Хотелось бы, чтобы теперь этот процесс шел бы столь же быстро в борьбе и с другими заболеваниями, и этот процесс уже заметен. В 2020 году выросли усилия по борьбе со СПИДом, Африка избавилась от полиомиелита».
В целом, полагает Адам Туз, все понимали, что глобальный нынешний кризис не похож на предыдущий, состоявшийся в конце 2000-х годов, а сравнение пандемии коронавируса с ближайшей по времени глобальной пандемией — испанкой 1918−19 годов — вообще демонстрирует принципиально иную эффективность мер, принятых государствами. В качестве примера Туз приводит Индию, которая сто лет назад была британской колонией и, как установили в дальнейшем историки, больше всего пострадала от испанки в смысле количества жертв. Нынешнее индийское правительство Нарендры Моди, отмечает Туз, подвергали критике за его меры по борьбе с коронавирусом, но в сравнении с реакцией британских колониальных властей на распространение испанки власти страны оказались на высоте.
«Испанка была полным фиаско — никаких коллективных мер реагирования не было, все действовали как бог на душу положит, именно поэтому и умерло так много людей. Теперь ценность человеческой жизни стала гораздо выше, никто жизнями не разбрасывался. Правительства всех стран делали все возможное. Такой комплексный ответ — беспрецедентное явление в истории. Учиться пришлось на ходу и очень быстро. Другого выбора у нас просто не было», — констатирует Адам Туз.
Барри Эйхенгрин, профессор экономики и социологии Калифорнийского университета Беркли, автор серии книг по истории мировых финансов, также признает, что в ХХ веке глобальная экономика не знала подобных кризисов, мир не был готов к пандемии, но после того, как она стала неизбежной, правительства уже многому научились, в том числе в плане экономики. В узком смысле, считает Эйхенгрин, нынешняя экономическая политика показала себя успешной, но про здравоохранение этого сказать пока нельзя: например, вакцины от коронавируса до сих пор, по сути, отсутствуют в массовом доступе.
Анализируя антикризисные пакеты, принимавшиеся правительствами и центробанками, он особо отмечает достижения развивающихся стран:
«Удивительно, но многим из них удалось воспользоваться и денежно-кредитной политикой, и бюджетными мерами, и то, что они смогли сделать, отличалось от прошлых результатов. Пока нельзя сказать, стало ли это возможным потому, что в этих странах выросло доверие к правительствам со стороны населения, или же потому, что их центробанки и раньше справлялись со сложностями, или же решающее воздействие имели действия американской ФРС, которая снизила до нуля процентные ставки, после чего инвесторы переместились на развивающиеся рынки из развитых стран, где не находили применения своим деньгам. Это решение ФРС действительно привело к настоящему цунами капитала, притекавшего в развивающиеся страны, но в то же время их стратегические меры реагирования были направлены на то, чтобы работодатели не увольняли сотрудников».
Нетипичность нынешнего кризиса, добавляет Адам Туз, обусловила то, что разные страны вырабатывали собственные ответы на новые вызовы. Где-то общество само понимало, что нужно предпринимать меры по самозащите, отсюда и добровольная готовность людей самоизолироваться. Где-то приходилось учиться на ходу, как в Европе, где пришествие коронавируса поначалу породило полный разброд и шатание, причем почти сразу проявилась реакция ретроградов, которые не хотели принимать быстрых мер. Наконец, многие государства продемонстрировали готовность государств распечатать бюджеты и поддержать в беспрецедентных масштабах общественные усилия. Особенно удивительным, по мнению профессора Колумбийского университета, оказалось то, что даже страны с переходной экономикой действовали почти так же, как развитые экономики (например, в Бразилии на борьбу с коронавирусом было мобилизовано 10% ВВП):
«В течение двух десятилетий с момента кризиса девяностых годов, который больше всего ударил по Азии, России и Турции, развивающиеся рынки приобрели целый арсенал финансовых инструментов, позволяющих хеджировать риски финансовой интеграции, — поясняет Туз. — Конечно, это не абсолютная гарантия автономии, но эти инструменты дают возможность выиграть пространство для маневра, и это может быть стратегическим фактором. Например, Россия находится в очень враждебной международной обстановке, сложно стоит вопрос с курсом рубля, поэтому для нее крайне важно наличие значительных международных резервов. В ходе нынешнего кризиса центробанки США, Европы и Японии импровизировали в своих действиях — так почему все остальные должны играть по каким-то конкретным правилам? Из черно-белого мира Вашингтонского консенсуса мы выходим в мир нюансов — это удивительное время разных экосистем и различных реакций на кризис».
Оплотом консервативной финансовой политики в данном случае оказался Китай, отмечает Адам Туз. Китайский центробанк не пошел по западному пути количественного смягчения, предполагающего снижение ставок до нулевого уровня, и в итоге международные инвесторы быстро поняли, куда нужно обращаться, чтобы получить хотя бы 3% доходности — уровень, уже недостижимый в развитых экономиках. Правда, китайский опыт борьбы с коронавирусом на всех фронтах, скорее, следует признать уникальным, считает Туз. Вопросы о том, можно ли распространить его на остальные страны, или же китайский режим настолько своеобразен, что воспроизвести его по всему миру не удастся, по-прежнему открыты.
На данный момент, по мнению Барри Эйхенгрина, для мировой экономики есть две хорошие новости.
Во-первых, полагает профессор Университета Беркли, глобальные производственно-сбытовые цепочки оказались устойчивыми, многие из них смогли быстро перестроиться в соответствии с новыми реалиями — одним словом, глобализация была в меньшей степени затронута пандемией, чем казалось в самом начале пандемии. Правда, уточняет Эйхенгрин, период гиперглобализации, когда торговые потоки двигались в мировых масштабах очень быстро, вероятно, уходит в прошлое, глобальный ВВП уже не может расти так быстро, как раньше.
Второй обнадеживающий момент заключается в том, что пока потенциальные темпы роста мировой экономики превышают процентные ставки по долгам — но остается вопрос, как долго продержится эта благоприятная ситуация, в особенности в условиях неопределенности по поводу того, какие ресурсы сможет направить на борьбу с последствиями кризиса частный сектор. Отсюда, считает Барри Эйхенгрин, прослеживаются два основных сценария будущего. В том случае, если кризис вновь удастся залить деньгами, мировую экономику ждет повторение «ревущих двадцатых» прошлого столетия — люди будут тратить деньги безрассудно, как в последний раз. Другой вариант, напротив, предусматривает усугубление текущего кризиса:
«Мы не знаем, как изменятся ожидания людей в долгосрочной перспективе. Многим людям опыт пандемии напомнил, что их уровень экономии недостаточен, что лучше иметь более серьезную подушку безопасности — в США людям не хватало денег, чтобы накормить детей. Если все это продолжится и летом, если спрос останется слабым, бюджетных ассигнований будет не хватать для поддержания роста экономики, инфляция вырастет, мы окажемся в сложной ситуации обслуживания долга. Оба сценария вполне реальны, и еще слишком рано предсказывать один из них. Сейчас в США и других странах идет новое повышение заболеваемости, что отрицательно скажется на экономической активности. Безработица может сократиться, но потом ситуация способна ухудшиться, поскольку люди не захотят возвращаться на рабочие места, не захотят делать покупки — это может произойти в любой момент».
В конечном итоге, указывает Барри Эйхенгрин, заплатить по счетам за этот кризис придется всем, но опыт исследования пандемий и эпидемий в прошлом показывает, что результаты борьбы государств с ними определялись доверием к национальным лидерам, эффективностью правительств и честными выборами. На данный момент, по мнению американского профессора, политики, которые не смогли эффективно отреагировать на пандемию, фактически оказались дискредитированы, и у них не осталось какого-то иного пути, кроме очернения экспертов или придумывания небылиц в оправдание собственной некомпетентности. В то же время любая неопределенность создает плодотворную почву для маргинальных политиков всех сортов, которые не исчезнут в одночасье, и США, где власти сработали не так хорошо, как могли бы, не исключение.
На глобальном уровне уже происходят тектонические сдвиги, добавляет Адам Туз — в частности, возникают вопросы о том, сможет ли американское общество переварить нынешние перемены, сможет ли перестроиться американская политическая система? Главный вопрос, по его мнению, упирается в то, какой политики решит придерживаться государство, которое на сей раз, в отличие от кризиса 2008−2009 годов, когда правительства проявляли нерешительность в борьбе с кризисом, взяло основную инициативу на себя.
Комментарии 0